Привет, это сорок девятый выпуск рассылки о научной журналистике в России и мире. Сегодня я наконец-то возвращаюсь к теме, которую анонсировала довольно давно (но на работе меня постоянно таранили другие задачи, и я никак не могла сделать так, чтобы звёзды сошлись, и я могла уделить этой теме достаточно внимания).
На минувшей неделе звёзды сошлись, как ни странно, когда вышла научная статья о чувствительности климата от Джеймса Хансена с соавторами. Там они заявляют, что эта чувствительность намного выше, чем мы думаем, нас ждут никакие не 1.5 и не 2 градуса, а совершенно катастрофические уровни потепления, и без геоинженерии нам уже никак не обойтись.
Казалось бы, при чём здесь ГМО?
Напомню, что двадцать выпусков назад всё началось с научной статьи, в которой активизм противников ГМО и акции, направленные на экспериментальные посадки ГМ-растений, рассматривались с не знакомой мне точки зрения — в рамках права на отказ от даров прогресса. (Тут нужно сразу отметить, что авторы честно пишут, что они вообще-то сами активисты и на стороне активистов, но для меня это не делает их точку зрения автоматически нелегитимной, дальше напишу, почему.)
Логика здесь примерно такая. Обычно общественная дискуссия о ГМО происходит так: учёные, в очередной раз тяжело вздохнув, объясняют, что такие организмы не опаснее продуктов традиционной селекции и вообще приносят пользу, а неспециалисты почему-то всё равно упорно протестуют, голосуют против и выбирают абсурдные маркировки «Без ГМО». Особенно ярко я это вижу прямо сейчас в Европе в обсуждении проекта новой директивы ЕК про CRISPR и прочее редактирование: тема эта никуда не делась, отнюдь. (Жесть какая, на русском ничего не могу найти об этом проекте, дайте, пожалуйста, ссылки, если видели.)
При этом на стороне науки технологии генетического редактирования активно позиционируются как инструмент решения самых разных задач, в том числе — это особенно важно для меня — адаптации к изменению климата. Better living through chemistry… простите, научно-технический прогресс решит все ваши проблемы, которые по ходу этого прогресса и возникли.
Таким образом, в дискуссии эти самые неспециалисты оказываются противниками науки, луддитами, иррациональными невеждами, которым надо Просто Всё Получше Объяснить, и вот тогда-то они сразу откажутся от сопротивления. Иными словами, наша любимая модель дефицита во всей красе.
И декларируемые попытки перейти к модели диалога про ГМО действительно часто подменяют диалог форматом «приходите и послушайте, что я вам скажу». Тут я соглашусь с авторами, даже, прямо скажем, не испытывая симпатии к их аргументам против ГМО (не в том смысле, что я с ними активно не согласна, просто разговор про политическую автономию от технонауки и пищевой суверенитет в этом контексте никак во мне не отзывается). Именно поэтому — потому что диалога часто нет — я решила их выслушать.
Вообще мне было довольно странно изучать ситуацию с позиции активных противников ГМО, двое из которых участвовали в бельгийском «движении освобождения полей», о котором пишут в статье. Коленный рефлекс мой здесь такой же, как и у многих научных журналистов или популяризаторов: протесты против ГМО — ой, да это ж наверняка какая-то шляпа из рубрики про Ирину Ермакову и крыс Сералини.
Но теперь я, прости господи, стратегический коммуникатор, а там «ехать» значительно важнее «шашечек», и у меня уже развился очень прагматичный взгляд на вещи в профессии. Всем в целом безразлично, что я лично думаю об этой шляпе; если для того, чтобы добиться нужных изменений в мире, надо внимательно выслушать сторонников шляпы и поговорить с ними на одном языке, то я выслушаю, и дальше только моя этика будет мне путеводной звездой.
Ну так вот, надо Просто Всё Получше Объяснить — погодите, говорят авторы, а что если от всей этой безопасной пользы в виде ГМ-растений и животных, которую наука принесла и настойчиво предлагает остальной части общества, можно просто отказаться? Не потому что они опасны или бесполезны, а ну вот потому что отказывающиеся подумали и решили, что им это не надо. (Ещё раз на всякий случай подчеркну, что я не одобряю, а пересказываю эту логику.)
Работающие технологии в исходной рамке — это буквально «дары прогресса», которые наука приносит остальной части общества в благодарность за финансирование и другую поддержку. И неявно предполагается, что от этих даров отказаться как бы и нельзя, хотя в иных контекстах мы вроде договорились, что подарок бывает можно, а иногда даже и нужно, не принимать.
А вообще-то можем ли мы ждать от участников экспериментов, прямых или косвенных (в очень широком смысле все инновации — это эксперименты на людях), информированного согласия, не давая им права на информированный отказ? А реально ли это право на информированное согласие, если согласие де-факто подразумевается?
И тогда, говорят авторы, протесты и акции прямого действия (иногда известные как вандализм на экспериментальных полях) можно считать радикальной формой отказа от «даров» со стороны людей, которые и письма и манифесты пишут тоже, то есть и другие, более вежливые формы используют.
Ну, тут я, конечно, записала авторам в жирный минус то, что вопрос того, чем именно информирован отказ и кто и зачем информирует отказывающихся (такие же, в общем-то, стратегические коммуникаторы, как я, только со своими нужными изменениями и этикой), в статье они, по сути, обходят. Я в чём-то их понимаю, нельзя, наверное, стоять на стороне группы людей и довольно явно ставить под сомнение их агентность.
Но мне эта точка зрения всё равно кажется ценной. Во введении статьи есть такая фраза: «Тем временем, учёные, которые занимаются ГМО, и научные коммуникаторы, кажется, удивлены тем, что люди не принимают их дар». Пока я думала над этой идеей отказа, я послушала подкаст «КритМышь» с Анной Ивановой. Подкаст отличный, но теглайн беседы — как ГМО спасают планету, а люди этому мешают — а потом и её содержание настолько сильно меня возмутили, что я на всякий случай прочитала одноимённую книгу Анны, чтобы не работать только с, по сути, пересказом в подкасте.
В книге удивления по поводу того, что дар не принимают, кажется, мало — но там в самом начале есть тот самый тяжёлый вздох и сожаление по поводу того, что «популяризаторам науки, бьющимся на полях сражений с мифами о плоской Земле, с отрицанием глобального потепления и высадки человека на Луну, с хемофобией и ГМО-фобией», не приходится ждать помощи от соцсетей и их ковидных алгоритмов борьбы с дезинформацией.
Ох уж эти миссионеры среди тёмных масс популяризаторы на полях сражений с мифами! Но это, на мой взгляд, не самый опасный нарратив в этой книге. ГМО спасают планету, а люди этому мешают — это, как выяснилось, не сильно утрированный пересказ: с одной стороны ГМО, эти скромные и незаслуженно неодобрямые трудяги, доблестные учёные с планами на «новое, светлое и гуманное будущее» и поразительно некритичный взгляд на бизнес. Это одна сторона бесконечного судебного процесса «Общество против ГМО», и это сторона защиты. А общество, соответственно, на стороне обвинения, и люди, которые мешают, представлены Ермаковой, Сералини и Арпадом Пуштаи, или Пустаи. (Интересно, что Вандана Шива в книге вообще не упоминается.)
Более того, в книге нашлось место и идее про дары прогресса: …чем меньше палок в колеса будет получать развитие технологий генетической модификации, тем больше возможностей станет доступно обычным людям. Дешевые, более качественные и экологичные продукты, лекарства и топливо – та награда, что ждет нас всего за одно простое действие: прекращение демонизации ГМО.
А само право на отказ имплицитно ставится под сомнение, когда автор в заключении пишет, что никакие протесты прогресс, который сравнивается с поездом на железной дороге (!), не остановили, а вот люди от этих протестов пострадали. Короче, всё ещё не симпатизируя авторам-отказникам, я разделяю их сарказм по поводу удивления учёных.
И тут я хочу вернуться к тому, почему всё это меня занимает. Дело не только в том, что совершенно бессовестная эксплуатация аргумента про адаптацию к изменению климата, для которой нам срочно нужны CRISPR-растения, уже ведёт к реальным проблемам в науке. И даже не в том, что меня приводит в отчаяние некритичность учёных по отношению к «добрым» корпорациям (вам не нравится иметь дело с большим бизнесом, который против науки? Это ещё цветочки, ягодки — это большой бизнес на стороне науки.)
Наверное, меня бесит, что мне приходится всерьёз, а не в гипотетическом контексте, разбираться с перспективами геоинженерии как стратегическому коммуникатору. Тут ставки и для согласия, и для отказа будут очень высоки, и мне каждый раз приходится преодолевать в себе ярость по поводу того, что мы вообще дошли до такой жизни.
Что происходит. В этой рубрике ожидаемый сезонный перекос (много климатических событий перед переговорами), но в целом улов хороший.
Вечером 8 ноября стоит послушать разговор о том, как подаваться на стипендии для научных журналистов, с теми, кто такие стипендии выигрывает и администрирует — рекомендую, если у вас в работе есть заявки или вы хотели бы попробовать, но в чём-то не уверены;
В преддверии переговоров ООН в ОАЭ сразу несколько событий: 8 ноября дискуссия про климатическую журналистику решений, 9 ноября вебинар про CDR, технологии улавливания углекислого газа из атмосферы, 14 ноября — о дезинформации в сфере изменения климата, а 15 ноября руководитель проекта World Weather Attribution Фредерике Отто выступит на вебинаре Oxford Climate Journalism Network.
17 ноября на вебинаре Пулитцеровского центра обсудят, как писать о здравоохранении и общественном здоровье (public health) со времён ковида.
И сразу после вебинара про стипендии можно заняться заявками, готовить сани летом, так сказать: например, Nieman Fellowship в Гарварде — до 1 декабря, а KSJ в MIT — с 15 ноября по 15 января. Потом дальше RJI про инновации в журналистике до 4 февраля, а Logan Science Journalism в MBL — до 5 февраля.
Что почитать 🗞 📖. Несколько неожиданная версия этой рубрики, потому что за последние две недели мне попалось несколько исследований, которые кроме научной значимости имеют весьма прикладную. Например, как люди падают в обморок? Вот так, и оказывается, это до сих пор было не вполне очевидно. Ещё мне понравилось это исследование о том, что вообще-то лучи морской звезды — это не «руки», потому что с генетической точки зрения вся звезда — это голова. Наука на службе моего любопытства практически!
И в продолжение серии для всех, кого редактируют (да и кто редактирует тоже), на The Open Notebook вышел максимально душеспасительный текст о том, как автору справиться со сложным случаем редактуры.
По книжкам добавила в очередь Has It Come to This? The Promises and Perils of Geoengineering on the Brink (дошли до такой жизни, ага) и для баланса, так сказать, Design for Resilience: Making the Future We Leave Behind о том, как прогресс может в том числе вообще-то и учитывать мнение одариваемых.
Что послушать 🎧. Я уже писала про Search Engine в этой рубрике, но хочу ещё раз его упомянуть, потому что три последних выпуска, которые я послушала (как сохранить рассудок в интернете плюс разговор про СДВГ и лекарства в двух частях), были великолепны.
🤖🗞️🤯. Рано или поздно это должно было случиться: Guardian обвиняет Microsoft в репутационном ущербе из-за того, что генеративный ИИ в агрегаторе компании добавил к заметке газеты о смерти молодой девушки, мягко говоря, специфический онлайн-опрос. Я уже неоднократно писала в рассылке, что контекст — это то, с чем ИИ не справляется от слова «совсем», поэтому просто ещё раз напомню: если вы журналист или коммуникатор, по умолчанию не доверяйте этим алгоритмам примерно ни в чём.
Что-то пошло не так, édition française. Здесь тоже несколько неожиданный для рубрики лингвистический поворот. Я не просто учу французский, но и честно пытаюсь как-то интегрироваться в местное профессиональное сообщество. Это поможет в том числе и с французским, потому что бытовые разговоры уже не представляют для меня проблемы, а вот сказать что-то сложное всё ещё бывает нелегко.
Ищу, короче, возможности поговорить про большую науку и журналистику, а не про багеты, «родное» изменение климата и греблю. И я довольно долго не могла понять, почему, когда я ищу по-французски journalisme scientifique, всё плюс-минус ожидаемо, а вот в поиске communication scientifique как будто бы что-то идёт не так: релевантных результатов явно должно быть намного больше. Да и профессиональная ассоциация во Франции, а не в Квебеке (на ту я давно подписана), что-то никак не находилась.
Обычно это означает, что у меня проблема с ключевыми словами для запроса. Я знала, что есть ещё vulgarisation scientifique, популяризация, но она как раз интересовала меня в меньшей степени, потому что я не популяризатор. Что тогда?
Ларчик открывался просто: médiation scientifique! Ассоциация AMCSTI, жди меня (через какое-то время, пойду подучу слова).
English please. В недавнем выпуске англоязычной рассылки, где у меня нет сложностей с подбором слов, я в очередной раз читала о том, как программисты хотят помочь научным журналистам спасти мир. Подпишитесь и на ту рассылку тоже, если ещё не!
И напоследок. В первые дни ноября мы тут ездили в Шартр, знаменитый, помимо прочего, своими витражами. И в музее витража я увидела не только последствия недостаточно подробных ТЗ, но и конкретно иллюстрацию для рубрики «Что-то пошло не так» в этой рассылке. В каком-то смысле это то, что может получиться, когда в процессе коммуникации об окружающем мире, каким словом её ни назови, теряется важный контекст, а адресат не может его восстановить из собственного бэкграунда.
Знакомьтесь — по меткому замечанию Ани Бирюковой, знак зодиака Тихоходка:
До встречи через две недели! 🦞