Привет, это сорок пятый выпуск рассылки о научной журналистике в России и мире. Как вы помните, автор рассылки проходит через фантомные боли по поводу дефицита преподавания в своей жизни. Наверное, поэтому в альтернативной вселенной главная часть этого письма была бы моей тирадой в начале курса, когда мы обсуждаем, что такое научная журналистика, и почему второе занятие — это этика.
Когда это занятие только появилось, я сделала для него много разнообразных кейсов, в том числе довольно забавных (например, драма про газировку о том, что «пресс-тур, как фарш, невозможно провернуть назад»). Но постепенно обнаружилось, что максимально полезный из них с точки зрения учебного процесса и жизни — тот, в котором студенты задумываются (некоторые явно впервые), что государство им не друг.
Этот кейс построен по мотивам реальной и вопиющей истории про США: FDA угрозами и шантажом прогибала журналистов на этически недопустимое поведение, пока журналисты не взбунтовались и не послали к чертям по факту министерство федерального правительства. (Помню, как я, уже поработав в РИА и пронаблюдав его смерть и зомбификацию, читала бурю гневных комментариев американских журналистов по этому поводу и грустно улыбалась.)
По условиям кейса, очищенного от любых реалий, пресс-служба некого министерства предлагает журналисту сделку, которая в реальном мире за пределами кейса известна как close-hold embargo. В такой сделке материал, полученный под эмбарго, то есть до его публикации, нельзя показывать третьим лицам даже если они тоже обязуются соблюдать эмбарго — и нельзя рассказывать о самой этой сделке. Любой намёк на нарушение карается «чёрной меткой» и изгнанием СМИ из пресс-пула навсегда. Студентам предлагается решить, соглашаться ли на эту сделку — как в исходной постановке вопроса, так и после того, как у них появляется информация о том, что собирается сделать журналист конкурирующего медиа.
Студенты в группах предлагают самые разные решения, спектр которых — от демонстративного нарушения сделки через молчаливое её выполнение до де-факто доноса в министерство на другого журналиста, который формально нарушает её условия. Но независимо от того, что они решают делать, группы довольно редко задаются вообще-то главным в этом кейсе вопросом: а зачем, кстати, эта сделка пресс-службе?
Когда этот вопрос на разборе кейса задаю я, ответы обычно хочется резюмировать словами oh you sweet summer children: звучат в основном предположения о том, что пресс-служба хочет помочь журналистам делать их работу лучше. Справедливости ради, за годы я отточила формулировки, и там довольно много про уважение к высочайшему профессионализму протагониста — то есть кейс просто делает свою работу как надо. (Если обратиться к первоисточнику, то пресс-служба хочет ввести граждан в заблуждение.)
Естественно, за такими гнусными делишками, как в кейсе, замечены отнюдь не только государственные агенты. Но именно им в научной коммуникации почему-то достается презумпция не просто невиновности, а сразу и благих намерений. Хотя уж сколько раз твердили миру: чем крупнее государство как аппарат, тем больше риск, что оно начнёт, во-первых, воображать, что у него и правда есть какие-то легитимные собственные интересы, отдельные от интересов граждан, а во-вторых, расширять сферу этих своих интересов.
Поскольку любое государство абсолютно везде органически не выносит журналистику и в лучшем случае терпит её (если за наезд можно получить от общества по шапке), мне всегда было важно быстро объяснить студентам, что лучше всего, когда и встречные чувства такие же — почтительная дистанция. Бонусом шла практичная привычка задаваться вопросом cui bono и в чём эта выгода состоит.
Анрелейтед1: я посмотрела всю сессию «Как мы поддерживаем популяризацию науки в России» на ВЭФ — она длится полтора часа — не в последнюю очередь потому что мне было интересно, кто такие мы. Полтора часа я чувствовала себя персонажем «Нашей Раши», которого тянуло поговорить с телевизором, но терпела, потому что было интересно.
Слово мы в климатической коммуникации под неявным запретом: нехорошо писать «мы делаем недостаточно» или «мы ещё можем остановить антропогенное изменение климата», если описываемое множество по идее включает и меня, и собственников нефтегазовых компаний, и жителей малых островных государств.
Но в этой сессии никакого непонимания не было: мы — это российское государство. Это оно поддерживает популяризацию науки в России, потому что это в его интересах. И даже на уровне примеров, упоминаемых проектов и вопросов к спикерам и залу было понятно, что скоро оно поддержит всех. Тогда, боюсь, главная мысль моего кейса окончательно утратит актуальность.
Хорошо, что в кейсе была и второстепенная мысль о том, что результативно послать к чертям FDA у журналистов получилось только вместе. Надеюсь, когда-нибудь наступит время и для этой мысли.
Что происходит. Я продолжаю искать замену тонко настроенному TweetDeck в надежде всё-таки не платить за него. Что-то получается, но, кажется, мой календарь событий и возможностей всё ещё не пришёл в себя, эх.
Вечером 12 сентября можно послушать вебинар про повышение кислотности океана из-за изменения климата и узнать, чем это чревато;
20 сентября ценители рубрики про ИИ в журналистике (она ниже) могут посмотреть презентацию исследования того, как журналисты используют эти технологии;
22 сентября пройдёт первый вебинар из серии про биотехнологии, общество и научную этику от Гарварда и Бостонского научного музея;
Institute for Independent Journalists (IIJ) проводит серию бесплатных вебинаров для фрилансеров: к примеру, 29 сентября будет научная и медицинская журналистика, а в октябре — фичеры и другие «большие формы».
Что почитать 🗞 📖. Журналистка Vox поговорила с психологом о том, как люди думают об изменении климата. В New Yorker вышел очень большой текст про генетическое редактирование, а в New York Magazine — большой текст про долгий ковид (75% моей команды на прошлой неделе попали прямиком в очаг ковида на мероприятии в Европе; я при этом оставалась на хозяйстве на базе, но мы все почувствовали ледяное дыхание рубрики «Дней без ковида: 0»).
Из книг я только что — наконец — дочитала Мэгги Нельсон. Во-первых, читать философов — не знаю, считает ли она сама себя философом, но для меня это философская книжка — довольно трудоёмкое дело. Их профессиональная задача — быть странными, они для этого, по сути, и нужны, по мне, и разбираться с этой странностью надо терпеливо и тщательно, а иначе зачем вообще в это ввязываться.
Во-вторых, я отвлеклась на вторую в жизни книгу на французском. Я снова взялась его учить не «осмосом», в булочных и на почте, а системно на уроках, и взяла в библиотеке Ceci n’est pas un fait divers, психологическую драму. Один из отзывов на Goodreads звучит так: il sait écrire le bougre — это примерно «умеет же писать, шельмец». Так вот, я согласна, умеет.
Что послушать 🎧. Я подсела на подкаст Search Engine, воистину великий в простоте своего замысла. В этом таймлайне, где выдачу поисковиков всё чаще хочется обходить за километр (или хотя бы добавлять к запросу слово reddit, чтобы почитать живых людей, а не рекламные объявления), подкаст, в котором журналист мастерски ищет ответы на важные вопросы — стоит ли пить кофе в самолётах, к примеру, или где брать новую музыку, когда ты пожилой — это бальзам на мою душу.
🤖🗞️🤯. В этой рубрике сегодня ссылка на текст, из-за которого я всю прошлую неделю думала, что мы (да-да, мы) провалились как нация человечество: Амазон заполонили руководства по сбору грибов, «написанные», то есть сгенерированные ИИ. Действительно, что может пойти не так? (Грибы выше тоже сгенерированы ИИ, конечно)
А если всё-таки про журналистику, то вот советы от автора гайдлайнов AP по использованию ИИ — о том, как писать об этих технологиях.
Что-то пошло не так (но не с грибами). На работе большую часть этой аномально жаркой недели я разбиралась в очередной СЕНСАЦИИ (нет) в мире климатических исследований. Автор статьи в Nature о «климатическом» сигнале в природных пожарах через неделю после выхода статьи принялся срывать покровы и доказывать, что ему пришлось «подогнать» эту статью под господствующий в топовых журналах нарратив. Нарратив этот якобы о том, что «климатический» сигнал можно и нужно найти вообще везде, на остальные факторы нечего отвлекаться, а вместо эффективных решений надо писать только про ужас-ужас.
Свои 15 минут славы в консервативных медиа и нижнем интернете этот человек получил, но дальше история не полетела. Ведь довольно быстро после срыва покровов выяснилось, что «не в шахматы, а в преферанс, не выиграл, а проиграл». Например, рецензенты, отзывы которых опубликованы, прямо спрашивали автора о других факторах, и он сам отстаивал свой выбор, а в том же номере журнала вышла статья из другой области о том, что климатический фактор там — не главный.
То есть с нарративом автора о нарративе как-то не задалось! Максимально подробные разборы этой ситуации можно почитать в Carbon Brief и Heatmap.
И напоследок. На время реформ «под капотом» этой рассылки я приостановила англоязычную версию (это на случай, если вы её потеряли). Она вернётся уже на следующей неделе, но немного в другом виде.
До встречи через две недели!
Впрочем, кого я обманываю.