#58 Правда или нет?
Чем иногда могут быть научно обоснованные высказывания
Привет, это пятьдесят восьмой выпуск рассылки о научной журналистике в России и мире. Это «читательское» письмо, то есть мы продолжаем говорить о языке науки и немного о его носителях.
Прошлым письмом о том, кто здесь сорняк, я закончила весьма и весьма условную трилогию — и теперь перехожу от слов к их сочетаниям и дополнительным смыслам, которые возникают дальше, в текстах и на пути к ответам на сложные научные вопросы.
Это письмо в моей голове начало зреть ещё в прошлом году, во время переговоров ООН об изменении климата в ОАЭ (как это бывает, я тогда так плотно занималась ими на основной работе, что в рассылке они почти не засветились). Там почти сразу случилась любопытная история: в воскресенье — когда на переговорах все работали, но большая часть мира за их пределами всё-таки отдыхала (я, например, варила суп) — Guardian извлёк из закромов, так сказать, легковоспламеняющийся материал.
Оказывается, за пару недель до этого председатель всего переговорного процесса, он же CEO государственной нефтяной компании ADNOC, как будто бы… не то чтобы потерял самообладание, но явно чуть-чуть вышел из себя во время публичного мероприятия. Иначе нельзя было объяснить, зачем на событии про роль женщин в борьбе с изменением климата (!) он сказал собеседнице-бывшей спецпосланнице ООН (!!) I am telling you I am the man in charge. Уф!
Но воспламенили всех на самом деле не эти слова, а другая ремарка — вот эта:
There is no science out there, or no scenario out there, that says that the phase-out of fossil fuel is what’s going to achieve 1.5C.1
Естественно, мне пришлось спешно доделывать обеденный суп и бежать за рабочий стол, потому что всем понадобилось срочное опровержение От Имени Климатической Науки этих совершенно возмутительных комментариев человека с явным конфликтом интересов.
И с этим была некоторая проблема.
Я лично сомневаюсь, что Аль-Джабер потерял самообладание или вообще хоть сколько-то отклонился от своего сценария (скорее, просто искренне не учёл аудиторию и оптику вокруг своего комментария про man in charge). Потому что эта его фраза про отказ от ископаемого топлива, при всей своей кажущейся небрежности и спонтанности, сформулирована максимально аккуратно — просто ювелирно.
Более того, эта формулировка выдаёт весьма точное и полное представление о последнем оценочном докладе МГЭИК и понимание того, как устроена работа группы, если не у самого спикера, то у того, кто это для него написал и наказал не делать ни шагу в сторону. Это было бы действительно впечатляюще, если бы — ну вы понимаете — не нескрываемое желание сохранить прибыль нефтегазового сектора ценой очень тяжёлых последствий для всех остальных.
Чтобы понять, почему Научное Опровержение этого утверждения — акцентирую ваше внимание именно на конкретной цитате — раздобыть было довольно трудно, давайте сначала посмотрим на график от издания Carbon Brief, известный в климатических кругах как «чёрные горнолыжные трассы»:
Суть его проста: чем позже вы начинаете снижать совокупные выбросы парниковых газов, тем более безумной и невозможной сложной оказывается задача — тем больше график их предполагаемого снижения будет похож на смертельно опасный спуск с горы, отсюда и горнолыжные аллюзии.
Это, по сути, такой секрет Полишинеля в сегодняшней климатической политике: без того, что Carbon Brief называет large-scale negative emissions, то есть масштабного удаления CO2 из атмосферы, тех самых «отрицательных выбросов», эта задача — ограничить рост глобальной температуры 1.5, а скоро и 2 градусами — не решается. Это не делает её однозначно и заведомо нерешаемой, нет — технологии эти у нас есть, правда, масштабируются они пока не очень хорошо, а слово «масштабное» там ключевое.
Но моя проблема с удалением CO2 из атмосферы, так называемым CDR, в том, что сейчас оно работает как читерский код на бесконечные деньги в The Sims или та самая Get Out of Jail Free Card в «Монополии». Без каких-либо верхних пределов на то, сколько «отрицательных выбросов» можно заложить в сценарии будущего для энергетики, экономики и климата, задача становится математически корректной, но совершенно абсурдной в прикладном смысле.
Представьте, что вам нужно к определённому сроку закрыть весь свой долг по кредиту. У вас есть какая-то структура доходов и расходов, но ваши расходы явно неоптимальны, и вы знаете, что существуют разные способы их сильно уменьшить — но не торопитесь это делать.
День Икс всё ближе, а размер долга не уменьшается (а то и вовсе растёт, потому что ваши расходы всё ещё чрезмерно раздуты). Вы понимаете, что теперь уже, чтобы вернуть весь долг в срок, скорее всего, придётся в ближайшее время перестать пользоваться электричеством, а то и меньше есть, то есть сократить расходы радикально. Звучит неприятно!
Но не беда, ведь вы можете ввести в ваши бюджетные расчёты «отрицательные расходы» — они же доходы, окей. Например, вы можете начать таксовать или мыть посуду во вторую смену в ресторане (ресурсоёмкая тактика, которая приносит небольшой результат). Вы можете ограбить банк или продать почку (потенциально большой результат при очень высоких рисках и неопределённости). Вы можете купить много лотерейных билетов (ну а вдруг! *кашляет* холодный термоядерный синтез *кашляет*).
Если у вас в расчётах нет никакого разумного «потолка» для этих дополнительных доходов, они могут быстро свестись к полному абсурду, оставаясь при этом абсолютно корректными. Ведь если у вас в модели нет жёсткого ограничения на количество почек в вашем организме, банков в вашем районе или часов в сутках, то кто посмеет сказать, что именно снижение расходов позволит ограничить рост температуры 1.5 градуса Цельсия, ой, простите, вовремя погасить ваш долг?
Я не хочу сказать, что МГЭИК не знает, к примеру, что площадь суши на Земле, которую можно было бы засадить деревьями, убирающими CO2 из атмосферы, конечна. Но поскольку предмет её интереса намного сложнее, нащупать и чётко сформулировать такие ограничения тоже намного труднее, особенно если тебя ограничивает мандат, согласно которому ты не можешь давать прямые указания политикам.
Возвращаемся к председателю переговоров от ОАЭ и его «антинаучному» комментарию: хотя большинство умеренно опасных сценариев изменения климата и правда предполагают полный или практически полный отказ от ископаемого топлива (снижение потребления на 95-100%), нигде в докладе МГЭИК не говорится, что именно это позволит достичь цели. Помните, я акцентировала внимание на его формулировке?
Почему этого нет в докладах МГЭИК? Это большой, сложный и грустный вопрос, который сразу заставляет меня хмуриться. Одна из причин, например, в том, что, хотя сами доклады пишут учёные, их резюме для политиков — которые, давайте это признаем, только и читает большинство — пишут политики, такие, как Аль-Джабер. И страны типа ОАЭ и Саудовской Аравии (Россия в меньшей степени) смогли «хакнуть» этот политический процесс в своих интересах именно для того, чтобы в конечном итоге у Аль-Джабера была возможность так хирургически точно высказываться.
Именно поэтому председатель, строго говоря, абсолютно прав, пока он остаётся в рамках предельно конкретного сообщения. И именно поэтому после огромного скандала он на пресс-конференции не смог не только как-нибудь перефразировать свои комментарии, которые все «неверно поняли» и «неверно представили», но и даже просто добавить к ним что-то ещё, кроме нескольких минут тирады про то, как он безмерно Уважает и Ценит Науку.
В итоге нашёлся способ вытащить на поверхность весь этот критически важный контекст и «мелкий шрифт», оставаясь при этом в рамках текстов резюме для политиков МГЭИК (поэтому в заголовке письма учёных по ссылке всё ещё не отказ от ископаемого топлива, а весьма спорные нетто-нулевые выбросы). Но это был довольно тревожный опыт.
К слову, именно так всё чаще выглядит борьба научного коммуникатора с так называемым «мягким отрицанием», soft denial, прежде всего изменения климата, но не только. Такое отрицание может не просто на словах поднимать науку на знамёна и признавать, например, реальность проблемы изменения климата, но и ловко манипулировать данными в своих интересах. Выявить и обезвредить его сложно, а в условиях почти полного коллапса контекста ещё и не очень результативно.
Ну что ж, никто не обещал, что будет легко.
Что-то пошло не так. В тему сегодняшнего письма взгляд зацепился за эту историю в рассылке HEATED о том, как сомнительная реклама крупного производителя мяса подвергает риску репутацию изданий даже с очень хорошими научными и экологическими редакциями — меня эта тема занимает со времён работы в нативной редакции N+1, куда потенциальные рекламодатели то и дело пытались пронести «инновационные разработки».
Научная медиаграмотность 🧐: сегодня в этой рубрике прекрасное слово paltering, которое частично описывает ту самую сомнительную рекламу из примера HEATED и имеет прямое отношение к теме.
По-русски это, наверное, избирательное цитирование или что-то такое: когда технически корректные утверждения используются для введения адресата в заблуждение. Например, компания Chevron действительно может вкладываться в переработку коровьего навоза в биогаз ради «низкоуглеродного будущего» — но пока эти вложения в рамках одного крошечного проекта в Калифорнии остаются микроскопическими по сравнению с вложениями Chevron, так сказать, в основной бизнес, это paltering. В той же HEATED выходила хорошая инструкция, как такое выявлять.
Что почитать 🗞 📖 и послушать 🎧. Из текстов предложу вам любопытный творческий эксперимент: Карл Циммер, который в последнее время был занят вопросом о том, что такое жизнь, теперь разбирается, что происходит, когда на этот вопрос просят ответить ИИ. Мне всегда интересно смотреть, как журналист определённого профиля отправляется на «перекрёсток», так сказать, пересечение этого профиля с другими: обычно там можно не только узнать интересные истории, но и увидеть профдеформацию в действии.
Мы недавно ездили в Нидерланды к знакомым и там попали в совершенно чудесный музей музыкальных автоматов в Утрехте. Кроме собственно музыкальных шкатулок, автоматических органов на перфокартах и прочего веселья, там много рассказывают про историю записи музыки, всех наших попыток, так сказать, поймать молнию в бутылку и воспроизводить магию музыки по желанию. Там я вспомнила, наверное, самый «звуковой» свой материал, эссе для «Кольты» о звуковых архивах космонавтики. Текст, как это бывает с интернетом, немного поломался со временем, но раз уж я упомянула его в рассылке, попрошу помощи у редакции и попытаюсь привести его в порядок.
В мире подкастов я жду выхода Uncertain, специального сезона флагманского шоу журнала Scientific American, как нетрудно догадаться, про неопределённость в науке. Интерес у меня и немного шкурный тоже: говорить об этом интересно и содержательно бывает нелегко.
С книжками у меня временно всё сложно: я пока только вздыхаю и записываю их в очередь, которая, как дни, становится всё длиннее. Например, по рекомендации Эда Йонга из его рассылки добавила туда Your Face Belongs to Us — очень интересно, что там будет про Россию — и Stories Are Weapons: Psychological Warfare and the American Mind про, прости господи, стратегические коммуникации (курс о которых я как раз прохожу).
Наконец, в следующем письме «для писателей» я буду разбирать письмо из рассылки Kit о доверии к науке — можете почитать (и заодно подписаться на Kit). И поскольку меня тут попросили дать обратную связь по курсу для редакторов от The Open Notebook, который я проходила, я попробую использовать для своего разбора одну технику из того курса — заодно вспомню свои впечатления.
Это был выпуск рассылки «для читателей»: в таких выпусках я смотрю на результат, а не на процесс научной журналистики и пишу о вещах, которые меня волнуют с точки зрения читательских интересов. Ещё я буду делиться рекомендациями и лайфхаками для тех, кому интересен контент о науке в самом широком смысле.
Следующий выпуск рассылки, через две недели, будет «для писателей», а «читательскую» тему языка науки мы продолжим через месяц. Вы всегда можете выбрать в настройках своей подписки те письма, которые хотите получать, — или продолжать вместе со мной смотреть на научную журналистику с обеих сторон.
До встречи!
Мой перевод: «У нас нет научных данных или сценариев, которые бы гласили, что именно полный отказ от ископаемого топлива позволит ограничить рост температуры 1.5 градуса Цельсия».